Вояж - Неразменная двадцатка

Гроссмейстер и историк Булат Асанов продолжает серию воспоминаний. Путевые заметки на тему «советский человек за рубежом» – жанр почтенный, хотя, быть может, не очень понятный юным читателям, у которых редакция заранее просит прощения.

Булат Асанов

Жидкая очередь на регистрацию рейса Москва – Марсель в Шереметьево-2 проходила быстро. Пассажиров не так и много, на дворе конец декабря 1990 г. Самый канун католического Рождества. Немолодая женщина передо мной растерянно пытается что-то объяснить таможенникам, но они неумолимы. Валюту придется оставить в Москве, поскольку нет то ли банковской справки, то ли декларации на вывоз злосчастных пятидесяти долларов.
Женщина почти плачет, и ее можно понять: путешествовать за границей без денег – дело не из простых. Ей предстоит ехать из Марселя дальше. В аэропорту должны встретить родственники, но в них она не очень уверена. В моем кармане лежат законные 20 баксов, которые позволили поддержать соотечественницу. «Если что, я вас не оставлю. Мне в Ниццу, вам в том же направлении, как-нибудь доберемся». Многие выезжают впервые. Неудивительно, что в салоне самолета была почти домашняя обстановка. Кто не жил в Союзе, тот вряд ли поймет эти чувства. Все-таки выезд в капстрану. Во Францию.
В большинстве своем нас занесло туда благодаря свежему ветру перестройки, действительно великой реформы, которая, к сожалению осталась незавершенной… Эпоха гласности, ускорения, нового мышления… Помнится, уже после 19-й партконференции, будучи в Москве, зашел я по пустяшному делу в Центральный шахматный клуб на Гоголевском бульваре. Управление шахмат находилось там же. Походы по кабинетам ничего не дали. «Товарищ, - обратился я в коридоре к солидного вида мужчине, - не подскажете, к какому райкому партии ваша организация относится территориально?» Он тут же пригласил меня в кабинет и внимательно выслушал. Как выяснилось, это был начальник Управления А.Г. Бах. Так состоялось мое знакомство с одним из самых успешных шахматных менеджеров… Впрочем, я несколько отвлекся. Кто-то ехал в командировку, кто-то к родственникам. Я – на шахматный турнир. В аэропорту Марселя, верный данному слову, я задержался. Встречающих не было.
Время шло, и я уже предложил своей попутчице ехать самостоятельно. Но она решила подождать еще немного – и оказалась права. Родственник, благообразный старик, явно бывший офицер, сохранивший выправку и прекрасный русский язык, познакомившись со мной, любезно предложил подвести на машине сына. Вера во всесилие доллара в те годы была абсолютной. Но ветеран белой армии объяснил мне, что двадцатки едва ли хватит, чтобы доехать до Ниццы. Наверное, мой случай дал ему новую пищу для размышлений о бессердечности большевиков, ограничивших своих сограждан в валюте.
Авто покатило в направлении Ниццы. Глубоким вечером меня завезли на маленькую железнодорожную станцию, откуда я, без всякого билета, вскорости прибыл на вокзал. Теперь предстояло позвонить другу Пьеру, по приглашению которого я и приехал. Мне и тут повезло: двое туристов, как выяснилось позже – из Южной Кореи, любезно предоставили мне телефонную карту и отказались от денег. Дозвонившись до Пьера, я переговорил с его сестрой, которая приехала за мной на машине красного цвета. Мы одинаково плохо говорили по-английски, но, тем не менее, поняли друг друга. До ее приезда я коротал время с корейскими друзьями, ожидавшими поезда на Барселону. Они оставили мне карточку и угостили сигаретой.
Утром следующего дня появился Пьер. На его предложение покататься несколько дней на лыжах в Альпах я ответил вежливым отказом, несказанно его удивившим. Тогда Пьер отвез меня в гостиницу, которую предоставили организаторы по его протекции (авиабилеты оплатила командирующая организация), и спросил, сколько денег мне поменять. Я показал свою купюру. Когда он понял, что это все, что у меня есть, достал несколько французских банкнот. В его отсутствие я должен был не скучать и попробовать французские вина, а к концу турнира Пьер обещал за мной заехать. Двадцать долларов, как заколдованные, по-прежнему находились в моем кармане.
Пьер действительно приехал к закрытию турнира, а после окончания оного забрал на встречу Нового года к своим друзьям. С чистой душой и заработанными призовыми в кармане встретил я 1991год. Французское застолье, в теории изящное и легкое, на поверку оказалось непростым. Похоже, дегустацией мы не ограничились. Я пришел в себя только днем 1 января, в тот самый час, когда рейс Марсель – Москва готовился к вылету. Вскоре выяснилось, что мы находимся у Пьера дома, а следующий рейс Аэрофлота состоится через неделю. Бутылка легкого вина помогла преодолеть активную фазу депрессии и вернула способность ясно мыслить. Через три дня начинался турнир по быстрым шахматам, в который друг меня немедленно сосватал. Свободное время мы проводили вполне достойно: умеренно веселясь, совершали променад. Любезный хозяин возил меня по Лазурному берегу, показывал достопримечательности, не обошел стороной казино в Монте-Карло. Правда, мне пришлось позвонить домой и назвать в качестве причины задержки во Франции участие в еще одном, как выяснилось – заранее запланированном соревновании. Домашние приняли мою версию на веру, и праздник продолжался. Правда, недолго. В положенное время я счастливо отбыл на родину.
Описание шахматных баталий выходит за рамки этого рассказа, да и правду сказать, неблагодарный это труд. Не каждому понравится быть обсуждаемым. И, как писал классик: «Да какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..» Как ни старайся, лучше сказать не получится.